Читать интересную книгу Сон Ястреба. Мещёрский цикл - Сергей Фомичёв

Неожиданно Петра положила его ладонь себе на грудь. Скоморох вздрогнул. Воля в один миг покинула его. Кровь бросилась в голову, вызывая жар. Удары чужого сердца, принимаемые ладонью, раздавались по всему телу. Девушка улыбнулась и потянула мужчину на себя. Когда их лица разделяло не больше пяди, она приостановила игру.

– Ты не сказал, как зовут тебя.

Скоморох ответил не сразу. Он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, прежде чем смог произнести хоть что-то достаточно внятно.

– Я не могу открыть имя, – сказал он. – Таков обет. Люди называют меня Скоморохом.

– Я буду звать тебя Кекий. Так называли благодатный северный ветер древние эллины. Так до сих пор зовут его наши поэты. Ветер из далёкой страны очень важен для Византии. От него во многом зависит изобилие наших полей, пастбищ, виноградников и оливковых рощ. Его ждут с нетерпением, молят о нём небеса, изображают богом плодородия в росписях и в камне.

Петра улыбнулась.

– Ты, как и он, пришёл с севера. Такой же грозный, но такой же желанный, – она обрадовалась удачному сравнению. – Верно, и такой же плодородный?

Глава VIII. Патриарх

Поход в Нимфей стал началом чего-то большего. Сумконош вдруг охватило сильное оживление. В убежище каждый день прибывали какие-то люди из предместий, из других городов и фем. Мелькали подозрительные свёртки с оружием. Появилось серебро. Много серебра. Скоморох решил, что дело идёт к восстанию.

– Не выходи, – как-то предупредил его Дед. – Там прибыл монах от твоего священника. Вам, думаю, лучше не видеть друг друга.

Вечером зашёл Трифон и пояснил.

– Извини, но мы малость поможем твоему врагу. Он всерьёз роет под Каллиста, и мы просто обязаны использовать столь удобный случай. Тем более, что наши связи могут иметь решающее значение. Мы не воины. Мы не умеем брать дворцы и крепости. Зато в состоянии подбить на борьбу других.

***

По городу поползли слухи.

– Каллиста заносит… – говорили в народе. – Он умышляет против василевса… Патриарх в тайном сговоре с Палеологом…

Людям всегда интересно наблюдать за падением с вершины власти кого-нибудь из великих современников. Даже тех, кто сочувствовал патриарху, это зрелище завораживало. Народ жил ожиданием развязки. Московские монахи подогревали сплетни щедрыми угощениями. Сумконоши вносили лепту, заполнив питейные заведения разносчиками слухов. Почуяв смуту, в город проникали тёмные личности, которые принимались вести собственную игру.

В какой-то корчме припёртый пьяной толпой чиновник вынужден был признать, что да, в окружении императора растёт недовольство патриархом. Двор бурлит негодованием, и вот-вот свара выплеснется наружу. Поговаривали, что когда преданные люди намекнули Кантакузину на связь патриарха с опальным Палеологом, тот просто взревел. Василевс решил сделать соправителем сына и отправил патриарху гневное письмо с требованием скорейшего венчания Матфея.

Как бывает в подобных случаях, Каллист узнал о сгустившихся над его головой тучах одним из последних. Алексий имел опыт тайных дел. Пребывая в чужой стране, он особенно строго придерживался главного своего правила – самому оставаться в тени. Даже купленные Щербатым мальки далеко не всегда знали, в чью пользу они работают, а потому слухи возникали как бы сами собой.

Каллист же терялся в догадках. С большей вероятностью против него могли умышлять паламиты-исихасты, вообще недовольное духовенство, генуэзцы, стремящиеся прибрать к рукам остатки торговли, венецианцы, требующие свою долю, мисяне, жаждущие полной независимости от Византии, сербы, что напротив, стремились возглавить православный мир после падения Константинополя…

Русский викарий занимал последнее место в долгом перечне подозреваемых.

***

После очередной вылазки в корчму, где пьяные братья притворно возносили императора и всячески унижали патриарха, Скоморох всерьёз задумался о последствиях. Помогать Алексию он не хотел, но в тайном обществе его голос звучал пока слабо. С другой стороны, так ли уж важно, станет или нет московский священник митрополитом? Ведь скоморох собирался разделаться с ним в любом случае.

Пожалуй, всё же важно, ведь покойный Калика не желал этого.

Новгородец обратился к Трифону с просьбой:

– Я смотрю, Каллисту недолго осталось носить регалии. Ты смог бы устроить мне встречу с новым патриархом? Но только так, чтобы я попал к нему перед московским викарием.

– Это возможно, – согласился Трифон. – Нынешний хартофилакс, патриарший печатник то есть, когда-то был среди наших сторонников. И хотя теперь он старается не вспоминать старых друзей, думаю, мы сможем устроить приём. Но чем это поможет тебе?

– Посмотрим. Есть на сей счёт задумка.

***

На Каллиста обрушился вал предостережений. Немногие друзья пытались предупредить, враги – запугать. Бешенство императора больше не выглядело политической уловкой. После отказа владыки возвести на трон Матфея, василевс всерьёз осерчал на него. Но куда более верным признаком краха стало отступничество многих сторонников. Окружением патриарха овладел ужас. Друзья побежали.

Наконец, какой-то юродивый возле Софии напророчил Каллисту скорую погибель. Речь шла уже не о должности, а о самой жизни. В другое время священник не обратил бы внимания на болтовню убогого, но после стольких прозрачных намёков, он воспринял его слова серьёзно.

Последней каплей послужила стрела. Тот, кто послал её, промахнулся, а быть может, изначально целился мимо, желая подстегнуть страх. Патриарх, приняв стрелу за последний знак, больше не смог выдерживать напряжения.

Он тайно покинул столицу, выбрав для бегства Влахернскую гавань, ибо опасался, что в южных портах и на главных дорогах его уже ждут. Не наёмные убийцы, так имперская стража.

***

С дозорной площадки ворот Палация за отплытием священника наблюдали трое. Драган, Златопузый и воротный декарх Ставрос Апор. Небольшой кораблик, зашедший сюда накануне, покинул гавань и повернул к Босфору. Единственный человек, который зашёл здесь на борт, стоял на корме и тоскливо разглядывал город.

– Да поможет ему северный ветер, – задумчиво произнёс серб.

Товарищи повернули к нему недоумённые лица. Из них троих только Драган понял, кого они провожают. И судя по напутствию, догадывался, куда именно тот держит путь.

Серб не ошибся. Некоторое время спустя до Константинополя дошли слухи, будто Каллист объявился на острове Тенедос, заняв подобающее место в свите Палеолога, главного соперника нынешнего императора.

Должность вселенского патриарха освободилась. Каллист был низложен священниками, верными императору и теми, кто успел вовремя сменить хозяина. Много слухов ходило по городу, мол, то ли сербы, то ли болгары руку к перевороту приложили. Как-то подозрительно быстро собрались епископы и митрополиты, как-то единодушно избрали нового патриарха. Об участии северян шепталась лишь горстка посвящённых.

***

Патриархом стал Филофей Коккин. Он вряд ли знал, кому обязан возвышением. Последнее время его, потерявшего свою митрополию, занимали иные заботы. А виновники переворота не спешили открывать тайну. Суровый человек, Коккин мог и вспылить, узнав подробности заговора. Впрочем, в этом пока не было необходимости. Ставленник московского викария Георгий Пердика теперь вышел из тени и получил возможность влиять на решения владыки.

Уже через день после смены церковной власти, Алексий сидел, ожидая встречи в большой приёмной патриаршего печатника. Люди вокруг суетились, пытаясь наладить работу согласно вкусам нового хозяина, а викарий предавался мечтам о скором воплощении своих замыслов.

Вдруг в вожделенных дверях мелькнуло знакомое лицо. Выходящий от патриарха человек имел задумчивый вид. Случайно поймав на себе взгляд священника, он ответил пламенным вихрем ненависти.

Алексий смутился. Он попытался припомнить, где видел этого долговязого человека, но, перебирая в уме прежде всего константинопольских знакомых, в поисках не преуспел.

Когда он, наконец, узнал в человеке бывшего придворного скомороха новгородского архиепископа, того уже простыл след.

Алексий нахмурился. Что он делает здесь? Какие дела могут быть у далёкого лицедея к вселенскому патриарху? И не связано ли его появление с московским посольством? Очень на то похоже. Вот же! Два десятка монахов прошерстили весь город в поисках врагов и друзей, а соотечественника проморгали. Да не простого паломника или жалобщика, надо полагать. Если он попал на приём раньше русского викария, значит, имеет какой-то вес. Филофей только-только за дела взялся, и встречаться по пустяковому вопросу не станет.